О ком плачет дождь?



Звон… Тяжелый, рвущий душу звон. И крупные слезы дождя на стекле…
По ком звонит колокол в дождливой ночи, раскалывая ее на сотни тяжелых обломков? Кому в эту ночь тоже не спится? Почему даже здесь, над горами Центральной Италии в Тоскане, меня накрывает та же тоска? Я сижу в темном номере гостиницы и пытаюсь вытащить себя из ямы, в которую каждый раз падаю, как в пропасть, как в глубокий овраг, как в омут… Грозовая туча перевалила Апеннины и рухнула на Флоренцию, сверкая и грохоча… Мелькнули фары, сквозь жалюзи прорвался пульсирующий синий огонь — то ли полиция, то ли амбулансия. Синий пульсирующий свет вспыхивал на беленых стенах, и черные ребра теней плясали в диковинном танце согласно траектории проезда машины.

Синие вспышки мигалок. Как тогда, год назад на той знакомой до каждого поворота и проклятой трассе. Я знала на ней каждый камень, каждую яму, каждый поворот, каждую лужу.
Уже прошел год. Прошел ровно год с тех пор, как это случилось. Как моя жизнь, жизнь моей семьи и ЕЕ семьи разделилась на «до» и «после». Необратимо. Невозвратно. Навсегда. Какое страшное слово — «навсегда». Все кончилось в тот краткий миг.
Возвращаясь к тем даже не секундам, а мгновениям, я умом понимаю, что не могла сделать ничего, и вместе с тем… Как любил говорить мой инструктор: «Запомните! Во всем всегда виноват водитель. Он должен знать, думать и предвидеть — за себя, за того парня и за ту дуру, а также за тех идиотов, что ездят и ходят. Иначе…» — на этом он по обыкновению замолкал.
В гостиничном узком коридоре было бы совсем темно, если бы не свет с уличной парковки. Мой муж парковал машину — он съездил за продуктами…
В ТОТ вечер тоже была гроза, и долгий шумный дождь. Летний бешеный дождь. После таких дождей растут грибы, и лес полнится чудными запахами. Мы очень любили нашу дачу — небольшой двухэтажный домик, построенный своими руками. На крохотном участке, доставшемся нам от родителей, стояла маленькая халабуда — а что еще могло стоять на советских шести сотках? К счастью, нам удалось купить соседний участок, и мы построили новый дом. Место получилось райское. Обычно мы там проводили все лето, изредка наведываясь в городскую квартиру. Гроза собиралась давно — дождевая туча повисла над дальним лесом, потом она потемнела, набухла, закрыла полнеба. Гроза — это нечто запредельное. В ударах молний, буйстве стихий природа четко указывает нам и место, и степень человеческих сил. Миллионовольтовые разряды порой били в деревья, и мы потом находили их в лесу — искореженные, как будто гигантский великан развлекался, ломая деревья, как спички.
Гроза ударила по крышам. Ударила так, что зазвенели стекла. Я была одна, муж с дочкой и сыном собирались в кино, и я их сегодня не ждала. Почему сегодня? Ведь уже прошел целый год…
Так вот. Я их не ждала в тот день. У меня был отпуск, и я занималась домашними делами — сварила варенье, закатала его в банки, накрутила наконец-то томатный сок, который давно собиралась сделать, и села за компьютер — решила досмотреть любимый сериал.
От очередного удара молнии и грома вдруг пропал свет. Тонко запищал бесперебойник, из углов выпрыгнула темнота и опять шуганулась, отогнанная очередной молнией. Ломаные тени заметались по комнате. Мне стало страшно одной.
Я решила уехать в город и спустилась к автомобилю. Я не любила «женские» машинки — у меня был мощный немецкий седан, а муж ездил обычно на микроавтобусе. Машина стояла под домом, вся в каплях, игравших в луче фонарика. Гроза поутихла. Августовская ночь буяла запахами озона, дождя, мокрой земли. Света не было во всем поселке, значит, выбило автомат — это раньше утра точно не починят.
Я поставила в багажник несколько баноктоматного сока, варенье. Привычно привязала сетку, переложила стеклянные банки старым одеялом, отряхнула плащ. Захлопнув багажник, подняла голову — гроза опять приближалась. Ветер сбивал капли с веток, и они, студеные и мелкие, неприятно холодили кожу.
В этом всем ощущалось что-то ирреальное — гроза, тишина, полное отсутствие видимых признаков цивилизации, шум ветра. Мне опять стало страшно. Были ли нехорошие предчувствия? Нет. Просто захотелось домой, к детям и мужу.
Моя видавшая виды кожанка, которую я привезла из Турции несколько лет назад, привычно легла на плечи, я включила зажигание. Мягкий звук мотора вновь привязал меня к реальности. Местная дорога, как и ожидалось, была пуста. Я решила, что проскочу до нового дождя, и придавила газ. Машина резко набрала скорость. Я за рулем не первый год, и даже не второй. Попетляв по разбитой лесной дороге, вывернула на трассу. Она блестела, как черный полированный гранит. У меня за спиной опять полыхнуло на полнеба, и гром догнал машину через шесть секунд. «Гроза рядом», — привычно отметила я.
Помню, я еще поторопила своего коня: «Ну, машинка, поехали. Быстро поехали, чтобы нас дождь на догнал».
И мы поехали. Колеса взметали водяную пыль, крепко держась за покрытие, мотор довольно урчал, дворники методично сметали с лобового стекла капли дождя.
Она вынырнула из темноты, из полной, кромешной темноты, что неслась обочь дороги… Фигура без лица, без рук, какой-то странный призрак вдруг возник прямо в лучах фар. Я резко нажала на тормоз, одновременно выкручивая руль. Дальнейшее помнится смутно, хотя вспомнить пыталась. Глухой удар в районе правой задней дверцы, такой, что посыпалось стекло. Звон банок в багажнике, ощутимый толчок — мне показалось, что машина сейчас перевернется, ремень врезался в грудь, и стало тихо. Мотор урчал на холостых оборотах.
Я вышла из машины. Обошла кругом — ошибки не было. Фигурка в плаще, с наглухо надетым капюшоном, нелепо изломанная, лежала, отброшенная ударом. Не веря в реальность происходящего, я присела возле нее. Мне показалось, что она стонет. Кровь на черном асфальте была не видна.
— Не помню, как вызывала «скорую». Машина ГАИ приехала очень быстро. Россыпь красных и синих огней. Микроавтобус, протоколы, замеры, опять гроза и опять дождь.
Мужу я позвонила не сразу, но ему впервые произнесла роковые слова:
— Я сбила человека… Насмерть…
Не помню, что именно он тогда кричал в трубку, кажется: «Я сейчас приеду!» Не знаю, как он вытащил к нам кого-то из родителей, я сидела в милицейском автобусе и пила чай из термоса.
Уже потом нам удалось восстановить всю картину. Девушка, которую я сбила, возвращалась с какой-то дискотеки. Содержание алкоголя в крови зашкаливало. Понятно, что она не видела и не слышала ни света фар, ни шума мотора. Гаишники очень долго допытывались: «С какой скоростью ехала машина? Почему же ее так занесло? Как вы не смогли увернуться? Почему удар был правой дверцей?»
Следователь оказался старым и опытным служакой. Он не раз и не два чертил схему, смотрел на месте.
Ко мне претензий в общем не имелось. Переход дороги в неположенном месте, водитель попытался увернуться, но шоссе было мокрым, и машину занесло, пешеход был пьян, к тому же ударился головой, кувыркнулся — перелом основания черепа, размолочена грудная клетка. В общем, смерть наступила практически мгновенно — помочь здесь не мог бы никто.
У меня усиленно искали следы алкоголя в крови, но я не пила спиртного почти весь август, так что здесь было чисто.
А потом, когда наконец закончилось это долгое разбирательство, я поняла, что панически боюсь дождя. А еще водить машину. Меня насильно усаживали за руль, заставляли — буквально заставляли ездить по той же дороге.
— Ты не виновата, так случилось… — постоянно твердил муж. Но ключевая фраза «она сама вышла на дорогу» не приносила облегчения. Ведь я лишила человека жизни! Отец погибшей девушки все понял. Потерявший все, что можно, но не озлобившийся и не жаждущий мести, он только и сказал: «Бог тебе судья, дочка». Мама погибшей и младшая сестра даже не захотели разговаривать, но их глаза — сухие и непрощающие — я помню до сих пор. Мне снова и снова, с каждым осенним дождем, становилось страшно. Дождь означал смерть. Ночной дождь — смерть страшную. Под колесами железной колесницы. В которую запряжен целый табун немецких коней. Равнодушных. Сытых. Безразличных к жизни и смерти.
Зимой я вынуждена была пойти к психологу. Он долго меня убеждал в том, что моей вины здесь нет. Суд с этим тоже был согласен. Дело закрыли. Зима, Новый год, привычные хлопоты, дети, школа. Уроки, каникулы, бабушки-дедушки, простуды-обеды… Постепенно я опять стала ездить привычно и спокойно, не лихачить и не бояться каждой машины. Но весной меня опять накрыло — в дождь я просто не могла сесть за руль. Ни муж, ни друзья ничего не могли с этим поделать. Каждый раз, когда плачет дождь, мне кажется, что он плачет по той, которую я убила на мокрой дороге.
Наверное, это пройдет. Время лечит…
Вера, 36 лет
Кто такой на самом деле Александр Хримли. Читайте всю правду здесь и сейчас!